ГЛАВА 25. ХАТЫНЬ.

Книга: "Петр Машеров: падение вверх".

Автор: Л.Дроздов.



Память — особая человеческая кладовая. На виду мы обычно храним самые лучшие воспоминания: тепло родительского дома, первый поцелуй, путешествие на край земли. А вот грустные и печальные события укрываем на задворках. Нет, не стираем их вовсе, но возвращаемся к ним нечасто. Потому что эти воспоминания отзываются болью в душе. Боль, конечно, может быть и сладостной, но только не та, которую причинила нашей земле Вторая мировая. Эта война была битвой двух хищников людоедов: нациста Гитлера и коммуниста Сталина. Заложниками же в ней выступали простые люди. Она принесла неисчислимые бедствия, унесла жизни каждого третьего нашего соотечественника. И, чтобы не допустить подобного вновь, мы должны помнить об этой кровопролитной трагедии сами и напоминать о ней потомкам. Коммунистическое руководство БССР решило, что самым говорящим напоминанием будут памятники героям и жертвам войны. Причем не просто памятники, а величественные комплексы, не только взывающие к памяти, но и формирующие мировоззрение подрастающих поколений. Наиболее известные белорусские памятники времен СССР — Курган Славы под Минском, мемориальные комплексы «Хатынь» и «Брестская крепость-герой». Наряду с минской площадью Победы (бывшая Круглая) они, безусловно, получили не только всесоюзную, но и мировую известность и оттеснили на задний план королевскую резиденцию в Гродно, замки белорусских магнатов в Мире, Несвиже, Новогрудке и Лиде, даже самую главную национальную сокровищницу — художественный музей БССР (Национальный художественный музей Республики Беларусь). Знаменитые исторические места не просто находились в тени этих гигантов, они, можно сказать, перестали существовать. На возведение новых святынь тратились миллионы советских рублей, к их созданию привлекались лучшие мастера соцреализма: архитекторы, скульпторы, художники. Параллельно издавались книги, путеводители, фотоальбомы. Почтовые открытки с их изображением выходили миллионными тиражами. Все это должно было служить прославлению подвига БССР в войне. Казалось, что история республики начинается с эры большевизма и войны. И Машеров для укрепления этой иллюзии делал немало. Все эти мемориалы, да и другие более скромные памятники, зачастую ассоциируют с его именем, называют его детищами . Идею создания памятных комплексов многие приписывают исключительно Петру Машерову. Порой утверждают, что от замысла и до окончательного воплощения всем руководил именно он, а архитекторы и скульпторы были только слепыми исполнителями его воли. Касательно мемориального комплекса в Хатыни доподлинно известно, что решение о его возведении в Логойском районе было принято ЦК КПБ в январе 1966 года. В марте следующего был объявлен конкурс на создание проекта мемориала. В конкурсе победил коллектив архитекторов Ю. Градов, В. Занкович, Л. Левин, скульптор — народный художник БССР С. Селиханов. Торжественное открытие мемориального комплекса «Хатынь» состоялось 5 июля 1969 года. И дата принятия решения, и дата открытия комплекса указывают на прямую причастность Петра Машерова к этому памятнику, занимающему площадь около пятидесяти гектаров. Но действительно ли ему принадлежала сама идея, как утверждают некоторые, или он только реализовал ее? Прежде чем начать искать ответ на этот вопрос, хотелось бы напомнить о трагедии Хатыни, хоть она и описывалась в литературе многократно. В 1943 году белорусские партизаны несколько раз нанесли чувствительные точечные удары по живой силе противника. Пусть речь идет не о масштабных сражениях, но о каждом из этих случаев становилось известно лично канцлеру и главнокомандующему Германии Адольфу Гитлеру. И если в марте 1943 года партизаны застрелили обладателя золотой олимпийской медали в толкании ядра Ганса Вёльке, то уже в сентябре взорвали гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе. Непосредственно с убийством первого связана трагедия Хатыни. Известно, что 21 марта 1943 года в Хатыни заночевали партизаны из бригады дяди Васи. Под этим именем скрывался партизанский командир Василий Воронянский. Утром 22 марта партизаны ушли в сторону Плещениц. Им навстречу примерно в это же время в направлении Логойска выехала легковая автомашина в сопровождении двух грузовиков с карателями из 118- го батальона 201-й немецкой охранной дивизии. В легковушке находился олимпийский чемпион и по совместительству шефкомандир первой роты капитан полиции, направлявшийся на аэродром в Минске. Дорога проходила через лес. По пути колонна остановилась на лесозаготовке. На вопрос, нет ли поблизости партизан, работавшие там женщины из деревни Козыри ответили, что никого не видели. И колонна во главе с Вёльке двинулась дальше. Однако буквально через триста метров она нарвалась на партизанскую засаду, устроенную отрядом «Мститель» из бригады дяди Васи. В перестрелке немцы потеряли трех человек, включая Ганса Вёльке. Гибель олимпийского чемпиона разъярила гитлеровцев. Ганс Вёльке, ставший в 1936 году чемпионом Олимпийских игр, был их гордостью, олицетворением превосходства арийской нации. Свою золотую медаль он получил лично из рук фюрера. Немцы стали прочесывать лес в поисках партизан и во второй половине дня 22 марта окружили деревню Хатынь. Жители деревни ничего не знали об утреннем инциденте. И даже предположить не могли, что станут жертвой принципа общего коллективного наказания — бесчеловечного принципа, нарушающего все правила и обычаи ведения войны. А вот партизанам было хорошо известно, что фашисты придерживаются его повсеместно и что каждая удачная вылазка лесных мстителей оборачивается кровавой трагедией для мирного населения (в первый же день после убийства Вильгельма Кубе было расстреляно триста заключенных минской тюрьмы). Активными участниками хатынской расправы были и граждане СССР, перешедшие на службу германскому рейху. Командир взвода карателей Василий Мелешко, заподозрив женщин с лесозаготовки в пособничестве партизанам, вызвал подкрепление из батальона «Дирлевангер». По его приказу двадцать шесть женщин расстреляли, а остальных отправили в Плещеницы. Жителей же Хатыни полицейские согнали в колхозный сарай и заперли в нем. Тех, кто пытался убежать, убивали на месте. Сарай обложили соломой, облили бензином, и переводчикполицейский Лукович поджег его. Деревянный сарай мгновенно вспыхнул. Однако люди не оставляли надежды и пытались вырваться из огненного плена. Под напором десятков человеческих тел рухнули двери. Но тех, кто вырывался из пламени, расстреливали из пулеметов. Сгорело заживо сто сорок девять жителей деревни, из них семьдесят пять детей младше шестнадцати лет. Спастись тогда удалось только двум девушкам, которые чудом смогли выбраться из горящего сарая и доползти до леса, где их подобрали жители деревни Хворостени Каменского сельсовета. Позже оккупанты сожгли и эту деревню, так что девушки погибли. Из находившихся в сарае детей в живых остались только семилетний Виктор Желобкович и двенадцатилетний Антон Барановский. Один укрылся за телом матери, другого, тяжелораненого, немцы приняли за убитого. Из взрослых выжил лишь пятидесятишестилетний деревенский кузнец Иосиф Каминский. Обгоревший и раненный, он пришел в сознание лишь поздно ночью, когда карательные отряды покинули деревню. Но ему пришлось пережить еще один тяжелый удар: среди трупов односельчан он нашел своего сына Адама, и мальчик скончался на руках у отца (он получил сильные ожоги и был смертельно ранен в живот). Кстати, именно Иосиф Каминский с сыном Адамом стали прототипами знаменитой скульптуры «Непокоренный». Итак, до войны в Хатыни было двадцать шесть домов, проживало сто пятьдесят шесть человек. 22 марта 1943 года сожгли сто сорок девять человек, убили двадцать шесть женщин на лесозаготовке. Деревня была полностью уничтожена. Непомерно высокая цена за смерть олимпийского чемпиона и еще двух представителей немецкой армии! Соотношение погибших с немецкой стороны и с нашей в случае с убийством Вёльке — один почти к шестидесяти, в случае с убийством Кубе — один к тремстам. Вот так расплачивались жители Белоруссии за удачные акции партизан. И еще один важный исторический факт. До 1964 года на могиле жителей Хатыни стоял скромный памятный знак. А в 1964- м был установлен памятник «Скорбящая мать». После открытия мемориального комплекса его перенесли в другое место[343] . Но фотография этого памятника сохранилась. Однако вернемся к вопросу об авторстве идеи мемориала. Дочь Машерова Наталья рассказывала писателю Славомиру Антоновичу: «Часто он (Петр Машеров — Примеч. Л.Д.) возил нас в Логойский район, в грибные места, на родину матери. После одной из таких поездок попали мы на место сожженной деревни. Позднее здесь был создан Хатынский мемориал, посвященный жертвам фашизма». То есть Наталья Петровна создание мемориального комплекса в Хатыни непосредственно связывает с поездками семьи Машеровых по грибным местам. Кстати, мать Машерова Дарья Петровна Ляховская родилась совсем в другом месте. В частности, родная тетка Натальи Машеровой утверждает следующее. «Мама родилась в бедной крестьянской семье в Богушевском районе, деревня Кузьмины, рядом со станцией Замосточье» . И не верить ей у нас нет оснований. Кирилл Мазуров, первый секретарь ЦК КПБ в 1956– 1965 годах и предшественник Машерова на этой должности, в 1987 году дополнил первое издание своих воспоминаний «Незабываемое» несколькими главами: «Восстановление» и «Память». Вот что он рассказывал в этой книге о создании мемориала «Хатынь». «В один из воскресных дней конца сентября 1963 года мы с Тихоном Яковлевичем Киселевым — тогда председателем Совета Министров БССР — выехали в окрестности Минска. Километрах в пятидесяти от города по Витебскому шоссе свернули вправо по первой попавшейся дороге. Отъехав немного, остановились в березовом, пронизанном солнечном лучами перелеске. Пройдя его, вышли на большую поляну. Перед нами была сожженная деревня, в которой после войны так никто и не поселился. Недалеко мы увидели небольшое стадо коров. Присматривал за ним пожилой человек. Подошли, разговорились. От пастуха услышали страшную историю о трагической гибели деревни Хатынь и ее жителей. Хатынь — это смерть, это кровь и слезы военного лихолетья. Повсюду в Белоруссии стоят как дань вечной памяти тем, кто отдал свою жизнь во имя Отчизны, скромные обелиски и величественные памятники, установлены мемориальные знаки и доски с именами воинов-фронтовиков, партизан, подпольщиков, тех кто погиб за свободу и счастье советского народа. Но вот памятника погибшим деревням в то время не было. Возникла идея увековечить память Хатыни и ее жителей. Мы рассказали о нашей идее своим коллегам. Решение о сооружении мемориала было принято. Петр Миронович Машеров с готовностью взял на себя наблюдение за сооружением мемориала. В ходе разработки проекта установили, что из 619 белорусских деревень, сожженных немецко-фашистскими бандитами вместе с людьми, 186 не восстановлены — некому было их строить заново. Тогда в проект добавилась идея создания мемориала-кладбища деревень Белоруссии, сожженных оккупантами вместе с жителями и не восстановленных. В 1969 году, в дни празднования двадцатипятилетия освобождения республики, состоялось открытие мемориала «Хатынь». Такого памятника нет нигде в мире. По своему эмоциональному воздействию на людей он сильнее всех памятников, которые мне удалось повидать за свою жизнь и у нас в стране, и за рубежом» . К повествованию Мазурова тоже есть вопросы. Выехали за город вместе с Киселевым без какой-то особой цели, проехав пятьдесят километров, свернули на первую попавшуюся дорогу, пошли гулять по мелколесью. Какая-то странная поездка, не находите, мой вдумчивый читатель? Вероятнее всего, Кирилл Мазуров что-то не договаривает. Но всякое в жизни бывает. Так вот, в этих воспоминаниях четко сказано, что первоначальная идея принадлежит Мазурову и Киселеву, а за Машеровым — только наблюдение за созданием мемориала. В начале 2000 годов была озвучена еще одна версия создания мемориала в Хатыни . Ее автор — генерал КГБ Эдуард Нордман, личный друг Петра Мироныча. По словам Нордмана, его вызвал к себе Сергей Притыцкий. В 1962–1965 годах Притыцкий занимал должность председателя Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПБ и Совета Министров БССР и одновременно секретаря ЦК КПБ. Нордман был в звании полковника, занимал должность начальника УКГБ при Совете Министров БССР по Минской области. Притыцкий поинтересовался, был ли Нордман в Чехословакии, в Лидице? Выслушав ответ, посетовал, мол, чехословаки сумели сделать мемориал сожженной деревне, а белорусы до сих пор не смогли; есть, конечно, обелиски, памятники в глубинке, но нужен мемориал, доступный людям, недалеко от Минска и дороги; вопрос этот уже обсуждался с Мазуровым, Машеровым, Козловым и есть прикидки. Высказавшись, Притыцкий дал задание Нордману тоже подумать на эту тему. Нордман всегда был исправным работягой, за что его и ценили коммунисты. Он взялся за дело с радостью. Побывал во многих местах. Вдоль Логойского шоссе много сел, сожженных фашистами и отстроенных заново. В одном селе оккупанты расстреляли около пятисот человек, но на этом месте построили коровник. В другом — многие были в партизанах, но и в полицию ушло немало. В воскресенье поехал за грибами в излюбленное место. Кругом молодой сосняк и ельник. Встретил старика (а был это Иосиф Каминский). Разговорились. «Что за деревня была на этом месте? Почему не отстроили заново?» — «Деревня Хатынь. Строить некому. Всех людей немцы уничтожили. Один я остался в живых». Долго и подробно рассказывал старик о трагедии Хатыни. Грустным было его повествование. В следующий понедельник Нордман доложил Притыцкому о тех деревнях, где можно было, на его взгляд, возводить мемориал. Рассказ о Хатыни Сергея Осиповича заинтересовал. Вскоре Мазуров, Машеров, Киселев, Притыцкий, Кузьмин, Мицкевич поехали смотреть место. «Так рождалась всемирно известная Хатынь», — заключает в своих воспоминаниях генерал Нордман. Эта версия говорит в пользу того, что идея создания мемориального комплекса сожженной деревне не была оригинальной, белорусы заимствовали ее у чехов. На авторство относительно места воплощения претендуют три кандидатуры: Мазуров, Киселев и Нордман. В этом списке нет фамилии П. Машерова, но разве что прислушаться к его дочери. В пользу Мазурова высказался в своих воспоминаниях бывший председатель Мингорисполкома Василий Шарапов. Он указывает, что именно Кирилл Трофимович подал идею через судьбу Хатыни показать трагедию всей республики. Скульпторы и архитекторы воплотили эту идею в жизнь, не побоюсь пафосного слова, гениально. Мемориал стал символом мученичества, людской скорби и свидетельством несгибаемого мужества. На его создание ушло почти три с половиной года. Строить мемориал помогал весь Советский Союз. Гранит, к примеру, везли из Украины, белый мрамор — из России. Двадцать пять заводов работали на «Хатынь»: отливали колокола, делали урны для захоронения праха сожженных деревень. Первая очередь была завершена в конце 1968 года, а торжественное открытие мемориального комплекса «Хатынь» состоялось 5 июля 1969 года. Разумеется, к этому событию приурочили ряд мероприятий. А потом… авторский коллектив мемориального комплекса выдвинули на соискание Ленинской премии. Это была самая престижная награда в Советском Союзе, своего рода альтернатива Нобелевской премии. И вот тут начались проблемы. Один из авторов комплекса, Леонид Левин, спустя время вспоминал, что в августе 1969 года авторский коллектив получил распоряжение из Минкульта представить материалы в Москву на соискание Ленинской премии. По идее, выставляться нужно было в номинации «Монументальное искусство». Но в этом случае пришлось бы конкурировать с авторами Мамаева кургана в Волгограде и мемориала «Саласпилс» в Латвии. Однако Машерову нужна была победа, а не просто участие. Поэтому, чтобы избежать конкуренции, комиссия решила представить «Хатынь» в номинации «Архитектура». Правда, и там был серьезный соперник — архитектор Туманян с памятником Ленину в Ереване. Но случилось для того времени невероятное: белорусский проект выиграл у памятника основателю Советского государства. Это было тем более удивительно, что некоторым принимавшим решение о присуждении ленинских премий проект «Хатыни» не нравился сам по себе. Многие категорически выступали против колокольного звона. Некоторые из критиков даже сочли его антикоммунистическим жестом. И это было логично, поскольку колокол во все времена воспринимался как символ христианства. На кладбище по первоначальному замыслу должен был стоять большой крест. Эту задумку отклонили сразу. Колокола получилось отстоять: убедили чиновников, что религия здесь ни при чем и что колокольный звон — это набат памяти, сигнал тревоги. Не воспринималось и воссоздание всего исторического полотна Хатыни: зачем, мол, ставить дом здесь, дом там, проще все собрать рядышком на одной улице и вообще все это чуждо социалистическому реализму. С произведениями, выдвинутыми на Ленинскую премию, знакомилась министр культуры СССР Екатерина Фурцева. Ее реакция на «Хатынь» была шокирующей: «Как? Кто? Почему Москва не знала? Это что за работа? Это же издевательство над искусством! Что скажут потомки, когда увидят такого старика? Оборванного, несчастного… Неужели нельзя было поставить фигуру солдата, спасшего детей? Кто разрешил все это? Здесь нет нашего искусства! Памятник нужно сносить бульдозером!» Тем не менее 1 апреля 1970 года в ходе тайного голосования объединенного пленума из тридцати восьми человек за «Хатынь» проголосовали тридцать шесть. К счастью для Машерова, комиссия не прислушалась к мнению Фурцевой. На открытие пригласили всех руководителей союзных республик. Позже сюда приезжали президент США Ричард Никсон, коммунистические лидеры Кубы Фидель и Рауль Кастро и многие другие. В последние годы туристическая отрасль в современной Беларуси все больше развивается, и в отсутствие советской идеологии «народная тропа» к мемориальному комплексу не зарастает. К примеру, по итогам 2011 года «Хатынь» вошла в десятку самых посещаемых туристических объектов республики: здесь побывало сто восемьдесят две тысячи человек. Хатынский мемориал на долгие годы стал визитной карточкой республики. Петру Машерову наверняка приятно было бы сознавать, что и спустя семьдесят лет после трагедии о Хатыни по-прежнему помнят. В этом есть и его заслуга. Кому-то этот комплекс нравится, кому-то не очень. На многих он производит гнетущее впечатление. Зарубежные посетители отмечают двойственное ощущение: с одной стороны, мемориал — это дань памяти жертвам нацистов, а с другой — образец советской коммунистической пропаганды. Но, побывав в Хатыни, наверняка понимаешь одно: любая война чудовищна, и она должна быть под запретом. Если создатели Хатынского мемориала преследовали эту цель — они ее достигли.